Самые первые воспоминания
Говорят, что некоторые люди способны вспомнить очень ранние события из жизни, почти, что первые полгода-год. Кто-то утверждает, что помнит момент рождения или зачатия. Кто-то помнит даже прошлую жизнь.
Нам не настолько повезло, и мы помним, как все, с двух-трёх лет. Да и то отрывками. Попробуем напрячься и вызвать какое-нибудь воспоминание на поверхность.
Одно из самых первых моих совместных с братом Ваней воспоминаний – мы играем с ним в богоявленской квартире, в библиотеке.
Возимся на знаменитом зелёном матрасе. В моей руке жёлтый кузов от машинки КАМАЗ. Помнится, что кабина у него была красная. Но в этом воспоминании у меня только кузов-«совок». Первое воспоминание – а машинка уже сломана. Как, когда и кем – загадка. Потом кузов будет служить нам и совком, и пистолетом, и чашкой для воды. Но это потом.
* * *
Первое воспоминание о прадедушкином доме в Борцово – всё деревянно, темно и загадочно. Это я о коридоре с лестницами, где всегда был полумрак.
Лестниц целых три – две вниз, на улицу, и одна на чердак. Одна лестница (да и весь деревянный угол пристроя дома) осела на один бок и покосилась. Я спускаюсь по скошенной лестнице к выходу, в дверь которого давно уже упёрта толстая жердь. Выходом никто не пользуется. И тут со мной начинает шутить сила тяжести – с непривычки меня всё время тянет повалиться на стену, ведь лестница солидно просела на один бок. А сам коридор, перила и ступени выглядят нормальными. Хочется выпрямиться и идти ровно, но никак. Ощущения необычные, но непонятные, поэтому я ухожу.
* * *
Первое воспоминание о богоявленском погребе.
Таинственное место о двух комнатках, строгий запрет даже приближаться к краю подпола. На квадратном проёме подпола всегда белая плесень и сырость. Жаркий день, но из-под земли веет холодом. Да так веет, что мне холодно, и я выхожу наружу. Светить в подполе можно только свечкой, которую нам тоже нельзя трогать.
* * *
Неподалёку от погребов в густых зарослях находится старое кладбище села Богоявления. От этого как-то страшновато, но интересно. Все родные и близкие у нас живы, поэтому о смерти мы знаем совсем мало.
Тут мне вспоминается, что я раньше уже бывал на этом кладбище. Что же я там делал? К тому же мы были там все вместе, с бабушкой, дедом, родителями, тётями и дядями. Неподалёку ходят другие люди, их много. Чем мы занимаемся? Память дала сбой?
Нет, всё верно. Потом нам расскажут, что возле кладбища в то время богоявленцам выделяли участки земли под небольшие усады и огороды. И мы всей большой семьёй ходили туда работать. Вот отчего кресты и памятники были перед глазами гораздо ближе, чем потом, когда дед и бабушка перестали пользоваться этой землёй. Рядом стоит высоченная кирпичная водокачка. Заглянуть в неё было нашей мечтой. Бак под её крышей впечатлял. Он пел и гудел на разные лады, иногда поскрипывал металлом.
Вспоминаю, что однажды к нам в огород забрёл чёрно-белый телёнок, а рядом с водонапорной кто-то мыл свой белый «Москвич» каблучок. Воду этот кто-то брал из башни. И вокруг башни, огородов, сараев великолепная богоявленская грязь. А ещё была мусорка интересной конструкции – сарайчик на четырёх сваях, в который человек с ведром поднимался по лестнице. Под сарайчик заезжал трактор с тележкой, тракторист дёргал верёвку, привязанную к полу, пол, разделённый на две половинки раскладывался и мусор летел в кузов. Периодически мусорка начинала дымить. Бабушка объяснила, что в груде мусора вырабатывается много тепла, и он начинает тлеть, а потом загорается.
* * *
Первое воспоминание о закутке в богоявленской квартире – нашем незабвенном «КАМАЗЕ», «пещере», «поезде», «танке», «космическом корабле», «алькове» и просто спальне.
Опрятные занавески до пола, которые скрывают альков от остального мира, как двери. А за ними – горы подушек, матрасов и одеял. Всё это покоится на крепком старом зелёном сундуке. Сбоку полка с детскими книгами, под потолком маленькие полати с вещами. Всё. Больше мы отсюда уже не уйдём. Нас не выгнать, хотя гнали нас оттуда всё детство, потому что мы месили аккуратные стопки одеял и подушек ногами, пока продирались внутрь.
Главная прелесть алькова – кстати, не мы это слово ввели – хороший лаз снизу. Если не застрянешь, то доберёшься до глубин, а оттуда прямо вверх, на сундук. А сверху можно прыгать, кувыркаться и вываливаться уже через главный вход. При этом часто обрывались занавески. Но ведь интересно!
* * *
Первое воспоминание о пруду в Борцове и речке Печесть. Пруд спокойный, солнечный, народу вокруг много, вода тёплая. Речка быстрая, в самом глубоком месте доходит по грудь.
Вся ширина её метра три, а над ней перекинут деревянный мостик. И главное воспоминание – плавать я не умею. Пытаюсь вслед за взрослыми поплыть сходу, но втягиваю полный нос воды. И удивляюсь, потому что вода не держит меня. Совсем.
* * *
Первое воспоминание о походе за грибами в лес «за клубом» в Богоявлении. Поход в лес – дело серьёзное. Это я понимаю, когда мы идем ещё в сторону леса. Идём очень долго, и я устаю. Ноги начинают гудеть ещё до грибов.
Даже маслята не приободряют меня, потому что встречаются они нам редко. А сумки и корзины у всех просто огромные. И я уверен, что мы не вернёмся домой, пока их не наполним, пусть даже останемся ночевать в лесу.
Чем окончился тот поход, я не помню. Возможно, домой меня принесли.
* * *
Первые воспоминания о борцовском чердаке не так уж туманны, потому что туда мы прорвались, когда подросли. Конечно же, это тоже было нелегально, потому что мамы, бабушка и тёти переживали, что мы могли сломать себе шею по пути, и никак не хотели нас туда пускать.
Между тем, это было шикарное место – тот, кто читал «Тимура и его команду», поймёт. Основательные стропила, пыль и полумрак. По вечерам, после заката, таинственность чердака резко возрастала, а ближе к ночи его отчего-то хотелось поскорее покинуть…
На чердаке было где разогнуться и где притаиться. Там висели каменные овчины и связки сушёной доисторической рыбы. Нам было сказано, что ей можно отравиться, и мы как-то робели её пробовать на вкус. От времени у неё даже выкрошились плавники.
Слуховое окно в домике-«мезонине» давало чудесный обзор на улицу: хочешь, стреляй из трубочки; хочешь – из рогатки. И из него вправду было слышно всю улицу.
Когда мы стали ещё старше, нам доверяли раскладывать на чердаке чеснок для сушки. К своему стыду скажу, что порой пустые вёдра отправлялись с чердака вниз гораздо быстрее, чем полные наверх. Великая штука физика!
А рядом с домом стоял деревяннный сарай с погребом, в который нас не пускали по причине его ветхости. Зайдёте и сразу провалитесь в погреб, а он глубокий, и никто вас не достанет! Рядом с погребом была куча доломитовой муки, прикрытая ржавым железным листом. Но как не привлекал нас ярко-жёлтый песочек, играть на нём было нельзя, потому что это страшный яд! Правда, не совсем было ясно, кто оставил кучу яда рядом с огородом, но перечить не стали.
Кстати, в погреб заходил дядя Володя и выбрался оттуда целым и невредимым. Нам же побывать в этом погребе так и не пришлось, хотя память рисует открытую низенькую дверку, лучи солнца пробивающиеся сквозь прорехи в крыше, останки какой-то утвари…
 Читайте ещё на «БИЗА-БАТАЛОН»:
Страсти карбюраторовы
«Stark Antares Disc» опыт, итоги, суждения…
Близнецы братья
О русском роке
Прощай, вокзал!
|
