Пьеса

«Клуб»

В двух действиях

Действующие лица:

Додик Огурцов, водитель, начинающий компьютерщик.

Василий Долтранов, водитель, борец за правду и справедливость.

Педя Овечкин, тракторист, хочет руководить.

Фёдор Коровкин, тракторист, в душе интеллигент.

Жук Директор (большие очки, портфель и костюм), начальник.

Жук Агроном (белая рубаха, белая кепка и папка), его зам.

Поп Вася, местный поп.

Публика (Человек в зале, Его собеседник), в основном местный пролетариат.

Автор, восьмидесятник.

Действие второе.

А-квадрат

Провинциальная пивнушка, гордо именуемая баром. Пластмассовые столы и стулья, стены выкрашены в зелёный пастельный цвет. Кое-где в интерьере встречаются стеновые панели вперемешку с отлакированной вагонкой. В дальнем углу с пластмассовыми стаканами пива сидят два человека. Ясно, что они пронесли с собой ещё, но выгонять их никто не собирается.

Человек в зале. А он и говорит ты этому давай, а этому не давай!

Его собеседник. А кто не пьёт? Я бросал, родился Степашка, купил четверок «Урожая» (татарского) они в етом деле молодцы. Да! Я выпил! Счастья, здоровья, хорошего настроения, держитесь там!

Автор. Около окна, рядом с барной стойкой и витриной расположилась компания из четырёх человек. На столе хорошо початая бутылка водки, четыре стакана с пивом, и закуска в виде охотничьих колбасок, недоеденного пирожка, чипсов, сухариков и апельсинового сока с пластмассовым вкусом. Вместо скатерти афиша, с надписью про ежедневное видео и кино.

Раздаётся звонок мобильного телефона.

Фёдор Коровкин. Ну, началось! (Встаёт, и, задев стол ногой, выходит на улицу. Сервировка на столе покачнулась, но не упала).

Автор. Понять Фёдора несложно – в кои-то веки собрались все вместе и не в каком-нибудь гараже или сарае, а в заведении. А теперь выслушивай каждые десять минут, когда придёшь да тебе уже хватит.

Педя Овечкин. Проклятье. Водка на два пальц!

Автор. Сочувствую. Тут и одному не хватит. Придётся помочь.

Педя Овечкин. Три пальц! Караша! Четыре пальц? Зо-о-о!

Додик Огурцов (из пластмассовой вилки и чипсов мастерит макет переходника LPT-порта). Гм… Дела… Гм-гм.

Василий Долтранов (задумчиво). А вообще-то да, я вот в детстве грустил, что Земля-планета огромна, людей миллиарды, и вот мы все друг с другом никогда-никогда не увидимся и не познакомимся. И не узнаем о существовании друг друга. А ведь каждая личность – сама по себе целый мир – у него свои игры, своя культура, свои родственники, книги... точно не хватит никакой жизни, чтобы узнать каждому каждого на Земле. И это было печально. А сейчас – да пропади оне все пропадом, люди Земли. Я, мне, моё.

Педя Овечкин. В четыре класс, Василий! Четыре! Нас интересоваль, бесконечен Вселенный или есть конец? А если есть край, то, что есть за край? А сейчас? Одни интернеты. Я пользоваться интернет, это ни о чем не говорить, типичный «Белый Ключ». (Выпивает с Василием, Додик по-прежнему мастерит макет).

Додик Огурцов (задумчиво и ни к кому не обращаясь). Гм… Дела… Гм-гм. Я ещё заметил одну интересную штуку – стоит заинтересоваться каким-нибудь вопросом, новым не известным тебе словом, явлением, как в течение нескольких дней ты совершенно случайно начинаешь натыкаться в сети на его определение и объяснение. Это вот чего? Подключение мозгом к вселенской библиотеке (которой, говорят, не существует) или длинные руки Гугла и Яндекса, которые они тянут к нашим запросам? Причём, ясное дело – если ты напрямую эту вещь искал в интернете, удивляться не приходится, контекстная реклама прямо вываливается тебе в руки. В ней всё о том, что тебя волновало в последнее время. А если ты ничего в интернете такого не искал? Владельцы смартфонов-планшетов-телефонов имеют микрофоны, которые вроде бы умеет подслушивать Гугл и Яндекс («ОК, Гугл» и «Слушай сюда, Яндекс»). А вот если компьютер без микрофона? Загадка.

Автор. Педя задумчиво смотрит в окно, по запотевшему стеклу катятся дождевые капли. Мир за окном сер, словно кто-то убрал насыщенность в природной картинке.

Дверь с железным скрипом раскрывается, входит Фёдор, а за ним, стараясь быть незаметным, протискивается Жук Агроном, он покупает бутылку самого дорого коньяка и палку самой дорогой колбасы и так же незаметно покидает бар. За окном виден удаляющийся силуэт большого чёрного автомобиля.

Фёдор Коровкин. (С довольной рожей) Додик, слушай, а у тебя не осталось письма, где я пишу мнение про «Дом под звёздным небом», а ты мне в ответ пишешь интервью с Соловьёвым? Если осталось, перешли. Ведь веке в XIX письма друг другу писали писатели всякие, потом их публицисты опубликовывали, а от нас что останется? Корзина с хрен знает, какими файлами, а где гусиное перо, чернила и пожелтевшие листы с загнувшимися краями? Где мысли, страдания, факты опять же, где? Сканы, копиры, торренты и ни хрена больше, всё в электронном виде, а на хрена нам печатать да на диски писать, – успеем!!! Взять меня – сколько фоток наделал, когда тренировался, купивши зеркалку? Тысячи! А где они? Не удались, удалил. А с нынешним ритмом жизни через пару-тройку лет уже история…

Педя Овечкин. Тебя отпускать? Амнистий значит (протягивает ему остатки водки).

Додик Огурцов. Пришлю. Там твоё письмо и мой ответ. Ты прав, не хранится ничего. Письма нашего нового периода переписки я божился хранить и хранил, аж с 2008 года и каждый день. Но в 2011 бахнул на почтовике сбой и на хрен всё. Теперь храню, вот с 2011 года и по сей день. А не бахнет ли снова? Правду сказать, хранитель нашей старинной бумажной переписки из меня тоже так себе вышел. То, что я тебе слал в детстве, ты добросовестно сохранил. То, что слал ты, я не уберёг. Есть у меня одна теория на этот счёт (но меня это всё равно никак не оправдывает) – письма попались на глаза взрослым и по причине фривольности содержания были уничтожены. Хранил я их в специальной таре в своём письменном столе. Чтобы потеряться оттуда, нужно было постараться.

Дверь с железным скрипом раскрывается, входит поп Вася и покупает бутылку водки (недешёвую). Ребята молчат. Решив, что его неправильно поймут, поп Вася поясняет.

Поп Вася. Вернулись вот. В бачок омывателя залить надо, не смогает буржуйская жидкость-то, видать зело крепка землица наша, ничем не смоешь… (уходит).

За окном виден удаляющийся силуэт большого чёрного автомобиля.

Василий Долтранов. Сейчас-то можно многое говорить, и Госдеп виноват и масоны. Но ведь общество-то на самом деле ждало чего нового. Коммунистические скрепы трещали и рушились. В школе зазорно было ходить в пионерском галстуке, я октябрятскую звёздочку на лацкане носил, а не как все на левой стороне. Протест?

Фёдор Коровкин. На уровне 2-го класса, да протест – я не такой! потом на это место перекочевал кооперативный значок гр. «Европа» туд-туду, турудудудут-ту! его сняла училка, ибо непатриотично.

Додик Огурцов (про себя) Гм… Дела… Гм-гм. Не хватило вам заседания-то.

Педя Овечкин. Мне тоже не хватиль.

Василий Долтранов (не обращая на них внимания) Хамство возникло откуда-то, неуважение к старшим. возможно из кин «Маленькая Вера», «Меня зовут Арлекино». В «Арлекино» момент крушения отражён хорошо – «а зачем мне учёба? Я в сервис пойду и там 120 и больше заработаю безо всякой учёбы!» Значится, принижение образование уже было тогда, хотя в «Учительской газете» и журнале «Учитель» или «педагогика» эти вопросы поднимались из номера в номер. То есть не всех можно было охмурить рокерством. В 1991 решили проблему кардинально.

Фёдор Коровкин. А рокеры, что рокеры? Это наши сукины сыны, пьяницы и наркоманы, но наши. Я лично их творчество особым протестом не считал... И порой мне кажется, что-система-то их и не очень гнобила – не думаю, что некоторые из них в знак протеста из окон прыгали, тонули, дохли с перепоя. Макаревич же не сдох, и Юра-музыкант жив, и Бутусов и другие тоже, просто их отодвинули на задний план.

Василий Долтранов. Сейчас-то пой-протестуй, сколько хочешь, если только под показательный процесс не попадёшь. Но тут уже позиция чёткая – грубо говоря, про хохлов можно и оппозиционеров можно, Шнур вон пел «Москва почём звонят твои колокола» и ничего, рейтинг растёт. А если панк-молебен, то в цугундер, а ведь есть протестующие, есть. Сидят в подвалах и играют техно на балалайках, но они неформат. Изящное решение против ломщиков системы. Нет хоть какой известности – всё. Уровень районный рок-концерт, раз в год. Остальное мрачное бухалово и биение себя копытом в грудь. У-у-у, огненный рок-метал-огонь!!!!!!!! Сумбур, конечно, но как-то так.

Додик Огурцов (вспомнив старый разговор) Федя, помнишь, спрашивал? «Никон» и вправду может не показывать чужие файлы. Ты на компе попробуй. Война стандартов. «Кэнон» свой формат имеет, нечитаемый другими.

Дверь с железным скрипом раскрывается и снова входит поп Вася. Из-за двери доносятся звуки русского рока. Слышны крики: «Русский рок встаёт с колен!» «Рок наш!» «Русский рок наше всё!»

Поп Вася. Вернулись вот. Большой бачок буржуи сделали… всё им капиталистам мало… всё заглотить хотят… мерзавцы! Такие дела ребятишки… Были рокеры стали байкеры, а по ихнему-то велосипедист-то тоже байкер. А на хр… гм-м. не надо мне велосипедистов. Набрал себе новых, они-то настоящие рокеры! (Поняв, что разболтался, жмёт всем руки и уходит). Нужно молиться и креститься! Бог всё видит! Всё видит, ребятушки!

За окном виден удаляющийся силуэт большого чёрного автомобиля.

Занавес.

Читайте ещё на «БИЗА-БАТАЛОН»:

Пьеса «Клуб». Действие первое.

Шопинг. Взгляд из провинции

Если хочешь быть здоров

Беспорядок под небом из детства

Лагерь «Волна» ПП