Вспоминаю годы войны. Служили мы с Иваном Васильевичем Павлёнковым во взводе разведки артиллерийского дивизиона. Взвод небольшой - 12 человек, в том числе топовычислители - он и я.
Нам в помощь давали разведчика. Взвод был дружный. Звали друг друга по имени и только Павлёнкова называли по имени и отчеству, хотя и был он старше большинства из нас на 2- 4 года. Для нас он являлся примером мужества, честности, бескорыстия и скромности. Некоторые заочно называли его святым.
Для меня, выросшего в деревенской глухомани и кроме школьных учебников ничего не знавшего, он стал настоящим воспитателем, хотя в боевых заданиях меня обычно назначали старшим (видимо, потому, что у меня были более свежие знания по физике и математике в объеме средней школы, которые необходимы для нашей специальности). Он открыл для меня целый мир, о котором я не имел никакого представления. И все это у него получалось естественно, ненавязчиво. Он был не только солдатом, патриотом, но и патриотом русской культуры, истории, добрых русских традиций. Я часто слушал его с удивлением первооткрывателя и все с жадностью впитывал, усваивал. Вот такой был у него дар.
После войны досужие штабные работники подсчитали: наша 101-я артиллерийская бригада прошла боевой путь в 4 тысячи километров. А сколько дополнительно мы с Иваном Васильевичем исходили и исползали, когда бригада занимала боевые позиции. Ведь нам с ним и помогавшему нам разведчику нужно было определить координаты всех орудий дивизиона, наблюдательных и командных пунктов, обнаруженных огневых средств противника. Без этого невозможно стрелять по невидимым с орудий целям.
Орудия обычно устанавливали в укромных местах в 2-5 километрах сзади наблюдательных пунктов, и мы, как челноки, где пригнувшись, где ползком (ведь наблюдательные и командные пункты располагались как на ладони на виду и у врага), сновали с ним туда-сюда, таская с собой топографические приборы. А затем принимались за расчеты для ведения стрельбы. Сделав свое дело, помогали разведчикам оборудовать наблюдательные пункты, блиндажи, копать траншеи, подменять их в круглосуточных наблюдениях за противником. Так что к четырем тысячам подсчитанных километров прибавлялось еще очень много неподсчитанных. И я ни разу не слышал от Ивана Васильевича жалоб на тяготы фронтовой жизни, хотя уже тогда у него было больное сердце.
А сколько за полвека после войны он сделал доброго. Жаль, очень прискорбно осознавать, что его уже нет в живых. Утешает лишь то, что весь он не умер, не исчез бесследно, а остался жить в сердцах своих учеников, близких ему людей и сослуживцев. В этом смысле всех добрых учителей считаю сверхдолгожителями. До сих пор я, например, с теплотой и благодарностью вспоминаю своих учителей. Это, пожалуй, главная народная награда учителям за их тяжкий благородный труд и терпение. И пока я жив, со мной живет и Иван Васильевич.
