Беги!
«Я в тоннеле. Сижу и чувствую, что в его стенках мне тесно. Мне темно. Но мне в них - надежно. И у меня, как у поезда – есть только путь назад и путь вперед.
Впрочем, поезда не знают и направлений назад. Остается только лобовой бой с заботливо направленным в переносицу набегающим ветром. Для прочих направлений мне не проложены рельсы. Запрещены не переключенные чужой рукой повороты, недопустимы остановки по моему требованию. Стрела времени не имеет изгибов и запасных путей. Я снова топчусь на месте, рискуя получить серьезный удар бегущих позади меня. Тогда меня отвезут на запасной путь и бросят там, а мое место займет тот, кто не рассуждает зря.
С моих век соскальзывает усталая вчерашняя мечта, словно очки сползают с носа спящего. Она меня больше не ждет, а я больше не служу ей. Я ждал прихода завтра, чтобы начать жить ей. Она тоже ждала меня, пока из теплой надежды не превратилась в ледяную насмешку».
Чья вина в том, что никогда не наступающее твое завтра ежедневно приходит к кому-то другому, не мешкая, в то время как ты топчешь обувь, заходя на тысячный по счету круг? А некто, перешагнув через твои страхи начать, берется и делает. Просто делает.
Это твоя вина. И твоя вина никого, в общем, не интересует. Виноватых хочется жалеть, да и то не очень долго. Им не очень хочется помогать, потому что они всегда плачут о том, что судьба играет против них с полными карманами ферзей. Даже неосуществленные ими мечты, выдернутые из-под них, словно уже помяты, обмусолены и тоже ждут жалости.
Оквадраченные мозги, прямоугольные фантазии офисов, пристанище непонятной лирики миллионов «мы - белые воротнички». Но и они так же мечтают сменить свой бледно серый цвет лица, испорченное зрение и вялые мышцы. До смерти хотят жить и не быть кому-то должными. Но они никогда этого не сделают. И я их в чем-то понимаю. Они набивают свою жизнь смыслом, они тешат свое чувство долга, отсиживая свое положенное время. Так спокойнее перед самим собой. Отними у них хотя бы один день работы, оставь насильно дома – боль от того, что их вырвали, как доску из общего стройного забора, не даст им насладиться своим неожиданно вольным временем. Брешь в заборе будет тянуть их на место.
Они привыкли занимать пару квадратных метров вместе со своим компьютером, этаким цифровым рупором, по которому можно хоть до кого-нибудь докричаться. У них есть весь мир, от которого они отделены всего лишь пленкой экрана, и о которой постепенно забывается. Кажется, будто уже преодолел ее и слился с миром на экране. Экран объемен, и ныряя в его глубину, никогда не разобьешь голову о стену кабинета в нескольких сантиметрах за ним.
Я их понимаю - у них есть вечер пятницы, несколько сказочных часов, когда тебе сам черт не брат и весь мир в твоем кармане! На целые ближайшие три ночи и два дня. Не дня, которые откусит бесстыжий офисный календарь, а! ДНЯ!, которые можно действительно прожить так, что они будут вспоминаться до следующей пятницы, когда замок снова будет сорван. Такой радости не испытываешь даже от тягучих каникул в Рождество и скоротечного отпуска, в который думаешь – вернуться к работе в конце или плюнуть и уйти насовсем, чтобы больше не отдавать в чужие руки свою (СВОЮ!) жизнь. Пятница – это прорва времени и слабо напрягающий понедельник на горизонте.
Я понимаю этих людей – корпорация, даже самая захудалая, дает тебе день и ночь, планирует и приводит в порядок твои мысли. Ты винтик, но ты всегда смазан и в меру завинчен.
А что другие? У них есть свобода пустоты, бесконечность поисков себя, когда нужно отыскать что-то в душе, после того, как оттуда с корнями выдрали корпорацию. Это труд, может быть, даже более тяжелый, чем труд прозябания в обойме. И если тебе не страшен такой труд – беги!
Читайте ещё на «БИЗА-БАТАЛОН»:
Robin и John. Итальянский этюд
Во что мы играли. Robin и John
Во что мы играли. Катер «Наутилус»
Новые приключения великого Комбинатора
Каверзы и проказы
