Война
Шла война. Простая и будничная, она как будто прогуливалась. Она разрубила маленькую страну надвое, словно мощный удар клинка...
…Он не мог не стрелять. Он уткнулся лицом в правое плечо изодранной по локоть гимнастерки и намертво сжал рукоятку пулемета. Палец сросся со спусковым крючком. Он закусил предплечье до мяса от невозможной боли и ничего уже больше не чувствовал – адское рвущее безумное чувство оторванной руки жгло, отупляло мозг.
Но он не мог не стрелять. Ребята, весь его взвод, погибли здесь. За его спиной, ровно в ста шагах лежала родная деревня и родной дом. За них не жаль никого. Его щека лежала на раскаленном металле оружия. Пулемет подбрасывало, и пули сеялись беспорядочно. Наконец, он стал слабеть, и в голове пронеслись первые отрывки забытья.
Командир должен идти за своими бойцами. Окрашенная кровью трава приняла всех его солдат. Следующий артиллерийский снаряд сломал напополам толстое тело узловатого дуба, который дал командиру последние полчаса жизни. Дуб тяжело рухнул, придавив и живых, и мертвых. Ровно через пять секунд всё было закончено. Взвод пехотного полка в полном составе отправился на небо. Следующая мина запрыгнула в окоп, казалось, из-под самых небес, и ее нытье раздавил утробный звук содроганий земли.
Все пули находят свои цели, даже те, которые отправляет мертвая рука. Наступающие тоже ослабели, и у защитников появился спасительный час затишья. Мирные жители успели уйти дальше от смерти, в тыл.
Еще один поселок был взят врагом. Люди ушли в горы, чтобы назавтра собраться и вернуть свои дома. Война теряла смысл, а линия фронта на картах изгибалась и ползала, как гадина. Самые удачливые воевали уже восьмой год. Все эти годы война то прятала когти, то выпускала их вновь, чтобы косить людей еще злее. Робкие на дела союзники устранились, когда решили, что их надежды на победу одной или другой нации никогда не сбудутся. Война стала невыгодной даже им.
Небо резали на клочки самолеты. Они просматривали и разрывали каждую пядь земли. Верное оружие, драгоценное умение выживать под бомбами, когда твой дом, соседние дворы и местная библиотека превращаются в пепельный хлам, - и ярость вдыхали жизнь в народы, теряющие каждый день сотни человек.
В начале войны, когда одна армия взламывала оборону другой и занимала города, вслед за солдатами в открытые раны сразу втекала строительная техника. На развалинах бетона и рваного металла, на грязных болотах разбитых водопроводов, на изуродованных дорогах и мостах деловито копошились бульдозеры, похожие на огромных жуков-могильщиков. Вырванная с кровью земля убитого считалась уже своей. И враги-соседи, с кем солдаты еще десять лет назад жили бок о бок, готовились ответить тем же. Уже не страшили ни трупы детей тут и там, ни развалины высокого госпиталя, сделавшегося после авианалета полуэтажным. Беда наливала глаза бойцов кровью, но уже не могла испугать. На крыше госпиталя еще был виден красный крест. А под крестом лежали в общей могиле сотни людей. Чужие храмы расстреливали из пушек и сразу же сколачивали наспех собственные святилища.
Потом, когда война затопталась на месте, строить на чужих костях перестали – хозяева земель обычно возвращались и если не разносили постройки в прах, то пользовались ими в боях как укрытиями. Строить одни и те же дома в знак сегодняшней победы с риском завтра снова их лишиться было расточительно.
Уже не было в живых и самих правителей обеих стран – один ненадолго пережил второго, всего на пару месяцев. Военная разведка работала четко – и обмен ударами в сердце был молниеносным.
В тот год страны остались без своих правителей, а война жила еще какое-то время и стала гаснуть. Стычки войск были усталыми, и часто враги вообще избегали боя, и отряды старались тихо разойтись.
Всем стало ясно, что эта война должна немедленно закончиться. Она жила, пока были живы ее зачинщики. Теперь ничто не мешало остановиться. Приободрились и заработали дипломаты и посредники.
Люди поверили, что это последняя война между их народами. Остались перемешанные территории. Приграничные земли обоих государств были похожи на рваные лоскуты. Только за последний год они переходили из рук в руки несколько раз, и порой трудно было определить прежние границы городов и сел. Спорная земля была сильно изуродована оружием и скрывала в себе ядовитые семена мин.
Молодые наследники правителей обеих стран объявили мир. Они отыскались далеко отсюда, в эмиграции, куда их отправили заботливые отцы. Молодые люди приняли присягу верности, каждый своей стране, и, наконец, надежда на мир стала крепнуть в измотанных боями армиях. Все понимали, что это была даже не эмиграция, а изгнание детей, которые дружили и никогда не поддержали бы кровавого спора отцов за общий край.
Их встречу запомнили оба народа. Обеим воюющим странам пришлось довериться своему врагу, чтобы новые правители встретились на этой земле. Еще неделю назад никто из них не отважился бы показаться здесь – слишком быстрой могла быть очередная неприятельская атака и слишком длинным – расстояние до своих тылов.
Солдаты помнили, что бьются за этот город и считали его своим. Но в долгих боях старые бойцы уже забыли, как он выглядел, когда был общим, а молодые солдаты и не представляли, каким он мог быть. Шли битвы за то, чтобы вернуть прошлое, но никто толком не мог сказать, каким оно было.
Был, правда, один дом в этом городе, который обошли бои, хотя он и стоял не на окраинах. О нем знали даже молодые солдаты. Это был старинный дом на несколько квартир, который построили целых сто лет назад. Он все больше темнел от пожаров, в которых пропали все окрестные дома, но не сдавался. И это чувствовал каждый.
Дом растерял все свои стекла и больше не блестел ими, не плясал чертями в отражениях, когда рядом горело пламя. С виду он был не слишком изысканным, но именно о таком доме мечтали солдаты, когда смотрели за передним краем противника в бинокли. И думалось им, что бьются они не за новые дома, которые торопливо расставляли строители на еще горящей земле. Солдаты признавались себе, что хотели бы жить в таком же вот доме, когда освободят край для своего народа.
Дом окрестили стойким, и даже командиры на картах звали его стойким домом – ориентиром, который не брали мины и снаряды.
И молодые командующие встретились в этом доме. И когда было решено, что воевать уже не за что, к дому стянулись войска с обеих сторон. В этот день не было ни единого выстрела в крае. А на втором этаже друг напротив друга за столом сидели два молодых человека. Им досталось хлопотное наследство. Они сели за стол так, что их маленькие страны лежали теперь за спинами каждого.
- Помнишь? – спросил один второго.
- Конечно.
Больше они не обмолвились ни словом. Только взглядами обратились к своим помощникам. Те сидели рядом, с готовыми бумагами о мире в руках. Оставалась только эта формальность – за долгие месяцы разговора через посредников они уже всё решили – нужно признать край ничьим и в то же время общим. Правление этими землями передавалось соседям каждые три года, и все три года страна содержала, восстанавливала и развивала то, что вчера сжигала, очищая от любых построек врага. А потом две страны нужно было соединить в одну, правда, не сразу…
Повсюду в доме отваливалась штукатурка, обнажилась дранка и деревянная плоть стены. Свежий ветер ранней осени пел в разбитых окнах. Грязь скрипела стеклом и камнем под сапогами. Но стояла еще крепкая мебель, которая не развалилась даже тогда, когда они детьми скакали на стульях и изображали всадников. Но был еще огромный круглый стол, протертый торопливой рукой. Но врос в землю этот дом, который нельзя было уничтожить.
Это ради них войска пытались уберечь этот дом, каждый народ для своего правителя, чтобы после победы главное здание было здесь и только здесь.
Терпеливо смотрели друг на друга солдаты охраны, вчерашние враги. Внутрь здания военным было запрещено входить, и от этого гудели головы, вздрагивали нервы.
А в зале уже не было никаких переговоров. Было детство. Обоим было по тридцать лет. Оба считали этот дом своим, но каждый из них представлял себе его только с другом. Все бумаги они подписали, и новости спешили в города, разбегались от этого дома в противоположные стороны.
Солдаты разгладили морщины. Теперь в чужом строю они стали узнавать своих недавних соседей. Дело шло к миру, и запах яблок, которые сочились под сапогами спелым соком и пахли, пахли… этот запах затмил гарь. Беленая часть дома с блеклыми потеками – за это не нужно было больше воевать. Это нужно было хранить и восстанавливать. Дом, в котором к ним пришел мир. Настоящий мир после восьми лет войны.
В воздухе больше не носился порох. Лесная тишина впитала его в себя. Сегодня орудия молчали, и ноздри прочищались. Во взрытой воронке копошились птицы в погоне за червями.
Черт побери, как же хорошо! Зима ведь еще не скоро! И можно будет теперь пройтись по своей земле. Дышать ей и не бояться снайперов!
Карабины и винтовки встали на предохранители. Военные куртки вдруг стали душить в вороте, и их захотелось сорвать. Осенний холод неба стряхивал ночь с себя, и звезды гасли.
А двое мужчин все сидели за столом. Они больше никогда не будут делить этот стол на части. В следующий раз они встретятся здесь, когда приедут сюда без оружия, со своими семьями. Дом будет местом встреч, как это было здесь двадцать лет назад. Страну нужно было срастить снова, крепко, как два полотняных куска после грубого пореза.
В тишине они достали из карманов свои камни. Положили на стол перед собой и улыбнулись. Потом один взял камни в руки и приложил их друг к другу. Два кусочка снова оказались вместе – один камень врос в другой, и сложилось одно целое.
- Давно хотел сделать так, - сказал он.
Они осмотрелись. В зале висели те же картины, только у самой большой треснуло полотно, и большой кусок из летнего пейзажа висел тряпочкой на голубой стене. Большая софа, на которой было так уютно болтать ногами, была проедена мышами в самом сидении. Часы с боем устояли перед дождями и зимами, и висели неподвижно, блестя бронзовыми фишечками и башенками. Секретер был открыт, когда охрана искала ловушки перед их встречей, а пол затоптали грязные сапоги.
- Смотри, как светятся. Как будто ничего не изменилось за эти годы.
- Хотел бы я, чтобы не изменилось.
Война велась от их имени, их вывезли за границу перед самыми первыми залпами, ее молодых наследников. Одному из них должно было достаться после победы всё. И вот она, победа…
В эмиграции они старались вернуться на родину, слушали о ней, читали о ней и пытались как-нибудь связаться между собой, чтобы решить, как поступить дальше, когда их отцы иссякнут и придут к миру. Но их слишком далеко завезли и слишком хорошо охраняли, чтобы одному можно было догадаться о том, где прячут второго. И тогда для сближения оставался только один путь – надеть форму и отправляться на войну. Может быть, так удастся ускорить развязку.
- Я искал тебя. Когда отца ранили год назад, я решил, что пора это все прекращать.
- Я знаю. Я и сам искал. Чтобы обо всем переговорить. Я думал, что за границей мы скорее найдем друг друга. Но мой отец за мной неплохо присматривал. Я был словно под арестом.
- А меня отец вовсе пообещал отлучить от власти, если я попытаюсь тебя искать или отправлюсь на войну. И тоже запер.
- Я сегодня проехался по госпиталям. Мне не нужно такое наследство…
- Ну, начинать с чего-то надо.
Они снова могли смотреть друг другу в лицо.
- Знаешь, там я часто доставал свою половину камня и все смотрел, смотрел на нее… Представлял себе, как две половины складываются в единое целое… Сейчас я тебе покажу одну вещь. Ты не поверишь, что я нашел! Вот смотри.
Он взял в руки две половины камня. Они были зеркальными дополнениями друг друга, и искры в одном повторялись и в другом, а жилки, соединявшие эти блестки, одинаково тянулись из конца в конец сломанной грани…
…Так они просидели здесь несколько часов, мальчишки из детства, которые не захотели сталкиваться лбами за этот дом. Один торжествовал от своего открытия, второй откинулся на стул.
- Это какая-то мистика! Чувствовалось в нем что-то такое... Я бы и не додумался, это ты здорово открыл. Да, припоминаю, было какое-то непонятное ощущение… Не случалось у тебя когда-нибудь так, что ты словно обжигаешься о камень, если он лежит в кармане? А когда хватаешься за него, вытаскиваешь из кармана, то ничего нет, он холодный, как и был.
- Да, и это было! Я все вспоминал про тебя тогда – думал, у тебя так же или нет?
Камень снова был цел, он состоял из двух половинок. Правда, не хватало какого-то маленького кусочка, из-за которого между половинками пробегала солидная трещина, и они не могли прилечь друг к другу идеально плотно. Но трещина была даже тогда, когда они играли этими камнями в детстве. Они точно знали, что камень – это единое целое.
Командующие их армий были уверены, что наверху сейчас решаются важнейшие вопросы устройства будущей страны. Они даже надеялись, что единой страны. Так оно и было. Детские воспоминания иногда бывают полезнее любой дипломатии.
- Знаешь, наверное, это идет свыше, я уж не знаю. Но когда он становится горячим, я думаю – а что я сейчас должен делать? Может быть, эти камни могут нам сказать что-нибудь? А что, если они так нас подталкивают к делу? Ведь он греется, когда много думаешь о чем-нибудь важном.
- Кто его знает? Двадцать лет они у нас, а я не так уж правильно поступаю в жизни… Хотя я серьезно и не задумывался – действует он на меня или нет. Но ты прав, я припоминаю, что горячо от камня мне было только тогда, когда я думал о мире. Стало быть, ничего важнее для меня сейчас нет. Хоть я и без камня это понимаю…
И сейчас, как и до войны, они снова спрятали свои половинки камня, и унялись солнечные искры на гранях. Теперь они спешили разойтись, чтобы отдать все необходимые приказы своим войскам. Камни молодые правители не показывали никому, а сейчас и подавно не стали бы этого делать.
Когда они спускались с верхнего этажа, один из них предложил:
-А давай сходим в НАШ штаб?..
- Пойдем! – и они пошли вглубь дома, в темные комнаты на заднем дворе.
Вот их родной штаб, в котором должны были сохраниться их детские ружья, патроны и карты. Когда-то это был общий хозяйственный погребок с окошком на солнечную сторону. Это была их бойница размером с кулак. В нее сейчас и смотрели они. На стене висели хомуты, стояли лопаты и пылились колеса от колясок. Дальний угол был завален хламом, которого здесь не было, когда они уезжали отсюда перед первым столкновением их армий.
Они переглянулись:
- Наверное, всё лежит еще здесь?
- Не знаю…Поищем?
Предвкушение детства.
Города начали готовиться к празднику, как только гонцы привезли во дворцы правительств распоряжения. Таков был приказ новых руководителей – готовиться к встрече своих солдат, когда будет объявлен мир. Дома спешно наряжали флагами своими и своего вчерашнего врага. Это тоже был приказ – никакого непочтения к флагам соседнего государства. Земля, за которую погибли несколько сотен тысяч человек, переходила на ближайшие три года в ведение северных соседей, чтобы потом перейти из их рук обратно под управление южных.
Солдаты возвращались в города, проходили по главным улицам, и везде их встречали как победителей. Побежденных не было. Всюду играла музыка и парами стояли флаги.
Эта же пара флагов стояла на крыше стойкого дома, когда из него выносили обоих молодых генералов своих армий. Они погибли сразу после того, как успели приказать войне остановиться.
Войска заминировали хозяйственные постройки дома, как того требовала военная наука. То было одно из отступлений. В общей спешке, под огнем, минеры не успели отметить на картах все ловушки для противника. А потом взвод минеров попал под обстрел, и все погибли. Потом были годы боев, солдаты держали в уме, что в стойком доме есть какие-то мины, но не знали точно. Несколько дней назад здесь работали саперы, сводная команда обеих армий, которая тоже не обнаружила эту мину. Дом облазили сверху донизу, забирались в дальний угол черной комнатки. Но мина была из тех, которые нельзя было обнаружить искателем. Деревянный корпус, ни одной детали из металла.
Дело ухудшили стоявшие в углу комнаты пустые стеклянные бутыли с толстыми стенками. Их осколки впились даже в деревянные стены комнаты и смотрели оттуда блестящими глазами. Тела лежали рядом друг с другом, все перемешалось здесь – тряпки, кровь и стеклянные куски.
Праздник продолжался. Обо всем, что случилось, решили объявить завтра, чтобы закрепить в мыслях людей мысль о мире. Сегодня война еще могла вернуться.
На следующее утро в обеих маленьких странах был объявлен траур. Все флаги на стенах домов подвязывали черными ленточками и не разбирали, чей это флаг. И только на доме, в котором встретились в последний раз молодые генералы, трепыхались на свежем ветру два флага. Они радовались миру без черных ленточек, и когда наступил вечер и смазались очертания дня, они продолжали отплясывать на здании, словно два чертовски азартных плясуна в ярких костюмах.
Молодых генералов похоронили на площади перед домом. Части камней, которые нашлись у одного в кобуре, а у второго в кармане иссеченной осколками защитной куртки, офицеры положили на могилы, не придавая особого значения им. Однако, раз покойные для чего-то носили эти куски камня с собой, то выбросить их было бы непочтительно. Поэтому камни и легли рядом с памятными плитами.
После похорон с почестями в обеих странах спешно начались выборы, первые за всю историю. Дом привели в порядок, восстановили и обезвредили новые хозяева края. И впервые за восемь лет соседняя страна не возражала.
Нужно было спешить и заполнять головы новыми мыслями. Новые президенты после выборов старались быстрее застолбить все, чего достигли молодые правители за последние два месяца. И очень старались, чтобы эти два месяца зачеркнули войну и не запустили больше ни одной новой бойни за дом, в котором так никто и не поселился.
В доме теперь был музей. В зале стояли бесхозные карабины и сидели за столом восковые изваяния, да еще лежала изрезанная и окровавленная форма молодых генералов. Из их истории сделали громкое поучение всем потомкам.
А камни на могилах однажды пропали. Просто они понравились одной трехлетней девочке. Ей вообще нравилось в этом месте всё – и красивые цветы, и нарядные солдаты в карауле. А искры на камнях ее просто заворожили.
Старый служитель мемориала почесал в затылке и решил не поднимать шума. Молодые генералы были бы не против, если бы ребенок забрал их игрушки, рассудил про себя он. А родители девочки даже не узнали, что их дочь взяла камни с самых знаменитых могил в стране.
 Читайте ещё на «БИЗА-БАТАЛОН»:
Железная дорога
Октябрь
Игры из шатра. Re: Автодром-2
Re: Автодром
Автодром
| 
